Архипелаг ГУЛаг - Страница 81

Комментировать этот важный документ мы не беремся. Над ним уместны тишина и размышление. Документ тем особенно важен, что он - из последних земных распоряжений еще не охваченного болезнью Ленина, важная часть его политического завещаниия. Через 9 дней после этого письма его постигает первый удар, от которого лишь неполно и ненадолго он оправится в осенние месяцы 1922 года. Быть может и написаны оба письма Курскому в том же светлом беломраморном будуаре-кабинетике, угловом 2-го этажа, где уже стояло и ждало будущее смертное ложе вождя. А дальше прикладывается тот самый черняк, два варианта дополнительного параграфа, из которого через несколько лет вырастает и 58-4 и вся наша матушка 58-я Статья. Читаешь и восхищаешься: вот оно что значит формулировать как можно шире! вот оно что значит применения более широкого! Читаешь и вспоминаешь, как широко хватала родимая... "... пропаганда или агитация, или участие в организации, или содействие (объективно содействующие или способные содействовать)... организациям или лицам, деятельность которых имеет характер..." Да дайте мне сюда Блаженного Августина, я его сейчас же в эту статью вгоню!

Все было, как надо, внесено, перепечатано, расстрелы расширены - и сессия ВЦИК в 20-х числах мая приняла и постановила ввести Уголовный Кодекс в действие с 1 июня 1922 года. И теперь на законнейшем основании начался двухмесячный

к) Процесс эсеров (8 июня - 7 августа 1922 года). Верховный Трибунал. Обычный председатель т. Карклин (хорошая фамилия для судей!) был для этого ответственного процесса, за которым следил весь социалистический мир, заменен оборотистым Георгием Пятаковым. (Любит насмехаться запасливая судьба! - но ведь и время оставляет нам подумать! 15 лет оставила Пятакову...) Адвокатов не было - подсудимые, видные эсеры, защищали себя сами. Пятаков держался резко, мешал подсудимым высказываться. Если бы мы с читателем не были уже достаточно подкованы, что главное во всяком судебном процессе не обвинение, не так называемая "вина", а целесообразность, - може быть мы бы не сразу распахнувшеюся душой приняли бы этот процесс. Но целесообразность срабатывает без осечки: в отличие от меньшевиков эсеры были сочтены еще опасными, еще нерассеянными, недобитыми - и для крепости новосозданной диктатуры (пролетариата) целесообразно было их добить. А не зная этого принципа можно ошибочно воспринять весь процесс как партийную месть. Над обвинениями, высказанными в этом суде, невольно задумываешься, перенося их на долгую, протяжную и все тянущуюся историю государств. За исключением считанных парламентских демократий в считанные десятилетия вся история государств есть история переворотов и захватов власти. И тот, кто успевает сделать переворот проворней и прочней, от этой самой минуты осеняется светлыми ризами Юстиции, и каждый прошлый и будущий шаг его законен и отдан одам, а каждый прошлый и будущий шаг его неудачливых врагов - преступен, подлежит суду и законной казни. Всего неделю назад принят уголовный кодекс - но вот уже пятилетнюю прожитую послереволюционную историю трамбуют в него. И двадцать, и десять, и пять лет назад эсеры были - соседняя по свержению царизма революционная партия, взявшая на себя (благодаря особенностям своей тактики террора) главную тяжесть каторги, почти не доставшейся большевикам. А теперь вот первое обвинение против них: эсеры - инициаторы Гражданской войны! Да, ее начали они, это - они начали! Они обвиняются, что в дни Октябрьского переворота вооруженно воспротивились ему. Когда Временное правительство, ими поддерживаемое и отчасти ими составленное, было законно сметено пулеметным огнем матросов, - эсеры совершенно незаконно пытались его отстоятьДругое дело - очень вяло пытались, тут же и колебались, тут же и отрекались. Но вина их от этого не меньше.

и даже на выстрелы отвечали выстрелами, и даже подняли юнкеров, состоявших у того, свергаемого правительства на военной службе. Разбитые оружейно, они не покаялись и политически. Они не стали на колени перед СНК, объявившим себя правительством. Они продолжали упорствовать, что единственно законным было предыдущее правительство. Они не признали тут же краха своей двадцатилетней политической линии,А крах-то конечно был, хотя выяснился не враз.

но попросили их помиловать, распустить, перестать считать партией.На тех же основаниях незаконны и все местные и окраинные правительства Архангельское, Самарское, Уфимское или Омское, Украинское, Кубанское, Уральское или Закавказские поскольку они объявили себя парвительствами уже после того, как объявил себя Совнарком.

А вот и второе обвинение: они углубили пропасть Гражданской войны тем, что 5 и 6 января 1918 года выступили как демонстранты и тем самым как бунтовщики против законной власти Рабоче-Крестьянского правительства: они поддерживали свое незаконное (избранное всеобщим свободным равным тайным и прямым голосованием) Учредительное Собрание против матросов и красногвардейцев, законно разгоняющих и то Собрание и тех демонстрантов. (А к чему доброму могли бы повести спокойные заседания Учредительного Собрания? - только к пожару трехлетней Гражданской войны. Потому-то и началась Гражданская война, что не все жители одновременно и послушно подчинились законным декретам Совнаркома). Обвинение третье: они не признали Брестского мира - того законного и спасительного Брестского мира, который не отрубал у России головы, а только часть туловища. Тем самым, устанавливает обвинительное заключение, налицо "все признаки государственной измены и преступных действий, направленных к вовлечению страны в войну". Государственная измена! - она тоже перевертушка, ее как поставишь... Отсюда же вытекает и тяжкое четвертое обвинение: летом и осенью 1918 года, когда кайзеровская Германия достаивала свои последние месяцы и недели против союзников, а Советское правительство, верное Брестскому договору, поддерживало Германию в этой тяжелой борьбе поездными составами продовольствия и ежемесячными золотыми уплатами - эсеры предательски готовились (даже не готовились, а по своей манере больше обсуждали : а что если бы...) взорвать путь перед одним таким поездом и оставить золото на родине - то есть они "готовились к преступному разрушению нашего народного достояния - железных дорог". (Тогда еще не стыдились и не скрывали, что - да, вывозилось русское золото в будущюю империю Гитлера, и не навенуло Крыленке с его двумя факультетами, историческим и юридическим, и из помощников никто не подшепнул, что если рельсы стальные - народное достояние, то может быть и золотые слитки?..) Из четвертого обвинения неумолимо вытягивается пятое: технические средства для такого взрыва эсеры намеревались приобрести на деньги, полученные у союзных представителей (чтобы не отдавать золото Вильгельму, они хотели взять деньги у Антанты) - а это уже крайний предел предательства! (На всякий случай бормотнул Крыленко, что и со штабом Людендорфа эсеры были связаны, но не в тот огород перелетал камень, и покинули.) Отсюда уже совсем недалеко до обвинения шестого: эсеры в 1918 году были шпионами Антанты! Вчера революционеры - сегодня шпионы! - тогда это, наверно, звучало взрывно. С тех-то пор за много процессов набило оскомину до мордоворота. Ну, и седьмое, десятое - это сотрудничество с Савинковым, или Филоненко, или кадетами, или "Союзом Возрождения" (еще был ли он...), и даже белоподкладчиками или даже белогвардейцами. Вот эта цепь обвинений хорошо протянута прокурором.Вернули ему эту кличку.