Архипелаг ГУЛаг - Страница 68


К оглавлению

68

Потому что так эффективнее. Суды были и судили, и казнили, но надо помнить, что параллельно им и независимо от них шла сама собой внесудебная расправа. Как представить размеры ее? М.Лацис в своем популярном обзоре деятельности ЧКМ.Н.Лацис (Судрабс) - Два года борьбы на внутреннем фронте. - ГИЗ, М., 1920. дает нам только за полтора года (1918-й и половина 1919-го) и только по двадцати губерниям центральной России ("цифры, представленные здесь далеко не полны",стр. 74. отчасти может быть и по скромности): расстрелянных ЧК (то есть бессудно, помимо судов) - 8389 человекстр. 75. (восемь тысяч триста восемьдесят девять), раскрыто контрреволюционных организаций - 412 (фантастическая цифра, зная неспособность нашу к организации во всю нашу историю, да еще общую разрозненность и упадок духа тех лет); всего арестовано - 87 тысяч.Лацис, стр. 76. (А эта цифра отдает преуменьшением.) С чем можно было бы сопоставить для оценки? В 1907 году группа левых деятелей издала сборник статей "Против смертной казни",Под ред. Гернета, Изд. 2-е. где приводитсястр. 385-423. поименный перечень всех приговоренных к казни с 1826 года по 1906 год. Составители оговариваются, что он еще незаконченный, что этот список тоже неполон (однако, не ущербнее же данных Лациса, составленных в гражданскую войну). Он насчитывает 1397 имен, отсюда должны быть исключены 233 человека, которым приговор был заменен и 270 человек не разысканных (в основном - польских повстанцах, бежавших на Запад). Остается 894 человека. Эта цифра за 80 лет не выдерживает сравнения с лацисовой за полтора года да еще не по всем губерниям. - Правда, составитель сборника тут же приводит и другую предположительную статистику, по которой приговорено к смерти (может быть и не казнено) за один лишь 1906 год - 1310 человек, а всего с 1826 года - 3419 человек. Это - как раз разгар пресловутой столыпинской реакции, и о нем есть еще цифраЖурнал "Былое" N 2/14, февраль 1907 г. : 950 казней за шесть месяцев. (Они существовали, столыпинские военно-полевые суды.) Жутко звучит, но для укрепившихся наших нервов не вытягивает и она: нашу-то цифирку на полгода пересчитав, все равно получим ВТРОЕ ГУЩЕ - да это еще по двадцати губерниям, да это еще без судов, без трибуналов. Суды же действовали само собой еще с ноября 1917 года. При всем недосуге издали для них в 1919 году "Руководящие начала уголовного права РСФСР" (мы их не читали, достать не могли, а знаем, что было там "лишение свободы на неопределенный срок", то есть - до особого распоряжения). Суды были трех родов: народные, окружные и ревтрибуналы. Нарсуды занимались бытовыми и уголовными делами. Расстрела они давать не могли. До июля 1918 года еще тянулось в юстиции левоэсеровское наследство: нарсуды, смешно сказать, не могли давать более двух лет. Лишь особым вмешательством правительства отдельные недопустимо-мягкие приговоры поднимались до 20 лет.См. часть III, глава 1.

С июля 1918 года отпустили нарсудам право на пять лет. Когда же утихли все военные грозы, в 1922 году нарсуды получили право присуждать к 10 годам и потеряли право присуждать меньше, чем к шести месяцам. Окружные суды и ревтрибуналы постоянно имели право расстрела, но на короткое время лишались его: окружные в 1920-м, трибуналы - в 1921-м. Тут много мелких зубчиков, проследить которые сумеет только подробный историк тех лет. Тот историк может быть разыщет документы, развернет нам свиток трибунальских приговоров, выложит и статистику. (Хотя вряд ли. Чего не уничтожило время и события, то уничтожили заинтересованные.) А мы только знаем, что ревтрибуналы не дремали, судили кипуче. Что каждое взятие города в ходе гражданской войны отмечалось не только ружейными дымками во дворе ЧК, но и бессонными заседаниями трибунала. И для того, чтоб эту пулю получить, не надо было непременно быть белым офицером, сенатором, помещиком, монахом, кадетом, эсером или анархистом. Лишь белых мягких немозолистых рук в те годы было совершенно довольно для расстрельного приговора. Но можно догадаться, что в Ижевске или Воткинске, Ярославле или Муроме, Козлове или Тамбове мятежи недешево обошлись и корявым рукам. В тех свитках - внесудебном и трибунальском - если они когда-нибудь перед нами опадут, удивительнее всего будет число простых крестьян. Потому что нет числа крестьянским волнениям и восстаниям с 18-го по 21-й год, хотя не украсили они цветных листов "Истории гражданской войны", никто не фотографировал и для кино не снимал этих возбужденных толп с кольями, вилами и топорами, идущих на пулеметы, а потом со связанными руками десять за одного! - в шеренги построенных для расстрела. Сапожковское восстание так и помнят в одном сапожке, пителинское - в одном Пителине. Из того же обзора Лациса за те же полтора года по двадцати губерниям узнаем и число подавленных восстаний - 344.Лацис, стр.75.

(Крестьянские восстания еще с 1918 года обозначали словом "кулацкие", ибо не могли же крестьяне восставать против рабоче-крестьянской власти! Но как объяснить, что всякий раз восставало не три избы в деревне, а вся деревня целиком? Почему масса бедняков своими такими же вилами и топорами не убивала восставших "кулаков", а вместе с ними шла на пулеметы? Лацис: "прочих крестьян [кулак] обещаниями, клеветой и угрозами заставлял принимать участие в этих восстаниях".Там же, стр. 70.

Но уж куда обещательней, чем лозунги комбеда! куда угрозней, чем пулеметы ЧОНа!) Части Особого Назначения

А сколько еще затягивало в те жернова совсем случайных, ну совсем случайных людей, уничтожение которых составляет неизбежную половину сути всякой стреляющей революции? Вот рассказанное очевидцем заседание рязанского ревтрибунала в 1919 году по делу толстовца И.Е-ва. При объявлении всеобщей обязательной мобилизации в Красную Армию (через год после: "Долой войну! Штык в землю! По домам!") в одной только Рязанской губернии до сентября 1919 года было "выловлено и отправлено на фронт 54.697 дезертиров"стр. 74. (а сколь-то еще на месте пристреляно для примера). Е-в же не дезертировал вовсе, а открыто отказывался от военной службы по религиозным соображениям. Он мобилизован насильно, но в казармах не берет оружия, не ходит на занятия. Возмущенный комиссар част передает его в ЧК с запискою: не признает советской власти".Допрос. За столом трое, перед каждым по нагану. "Видели мы таких героев, сейчас на колени упадешь! Немедленно соглашайся воевать, иначе тут и застрелим!" Но Е-в тверд: он не может воевать, он - приверженец свободного христианства. Передается его дело в ревтрибунал. Открытое заседание, в зале - человек сто. Любезный старенький адвокат. Ученый обвинитель (слово "прокурор" запрещено до 1922 года) Никольскй, тоже старый юрист. Один из заседателей пытается выяснить у подсудимого его воззрения ("как же вы, представитель трудящегося народа, можете разделять взгляды аристократа графа Толстого?"), председатель трибунала обрывает и не дает выяснить. Ссора. Заседатель: - Вот вы не хотите убивать людей и отговариваете других. Но белые начали войну, а вы нам мешаете защищаться. Вот мы отправим вас к Колчаку, проповедуйте там свое непротивление! Е-в: - Куда отправите, туда и поеду. Обвинитель: - Трибунал должен заниматься не всяким уголовным деянием, а только контрреволюционным. По составу преступления требую передать это дело в народный суд. Председатель: - Ха! Деяния! Ишь, ты, какой законник! Мы руководствуемся не законами, а нашей революционной совестью! Обвиниитель: - Я настаиваю, чтобы вы внесли мое требование в протокол. Защитник: - Я присоединяюсь к обвинителю. Дело должно слушаться в обычном суде. Председатель: - Вот старый дурак! Где его выискали? Защитник: - Сорок лет работаю адвокатом, а такое оскорбление слышу первый раз. Занесите в протокол. Председатель (хохочет): - Занесем! Занесем! Смех в зале. Суд удаляется на совещание. Из совещательной комнаты слышны крики раздора. Вышли с приговором: расстрелять! В зале шум возмущения. Обвинитель: - Я протестую против приговора и буду жаловаться в комиссариат юстиции! Защитник: - Я присоединяюсь к обвинителю! Председатель: - Очистить зал!!! Повели конвоиры Е-ва в тюрьму и говорят: "Если бы, браток, все такие были, как ты - добро! Никакой бы войны не было, ни белых, ни красных!" Пришли к себе в казарму, собрали красноармейское собрание. Оно осудило приговор. Написали протест в Москву. Ожидая каждый день смерти и воочию наблюдая расстрелы из окна, Е-в просидел 37 дней. П

68